Я родилась в постсоветское время, и смысла скрывать от меня какие-то факты из жизни моих родственников уже не было. В семье мне рассказывали истории про зажиточных родственников в Калужской области, про московскую купеческую родню, что торговала до революции то ли нитками, то ли лошадьми. Говорили и про прадеда. Репрессированного в 1937 году прадеда.

Чубуков Василий Степанович — отец моего деда по материнской линии. Дедушка никогда не рассказывал подробно про отца, а самого Василия Степановича и прабабушку я не застала. По этой причине историю их жизни я узнавала уже от более молодого поколения. 

Со слов родственников известно было немного. Василий Степанович работал главным бухгалтером на заводе в Москве. Его дата и место рождения известны не были, как, собственно и дата смерти. У него было две сестры, но связь с ними была потеряна задолго до моего рождения. В 1937 году, когда моему деду было около года, прадед был арестован и отправлен в лагерь. Моя прабабушка, как жена «врага народа» была выслана вместе с маленьким сыном в Казахстан, где провела несколько лет. Сам Василий Степанович вернулся в Москву только в начале 1950-х годов.  

Никто из семьи точно не знал, по какой причине Василий Степанович был арестован. По одной версий дело было как-то связано с платком, на котором был изображен российский император, по другой версии — с анекдотом про убийство Кирова. Про прадеда говорили, что человеком он был прямолинейным и, что это также стало одной из причин ареста. У меня будет возможность в этом убедиться.

Я всегда интересовалась своей родословной и в 2017 году решила найти архивно-следственное дело на своего прадеда, Василия Степановича. Сначала я изучила открытые базы репрессированных, где нашла прадеда, но данных там было немного. Далее я воспользовалась помощью сайта проекта «Личное дело каждого». На главной странице в разделе «Получить информацию о репрессированном» я воспользовалась схемой, где были указаны необходимые шаги для поиска, образцы запросов и адреса инстанций, в которых могло храниться дело. Долго ждать я не стала, скачала образец, заполнила и отправила в соответствующие ведомства. 

Я сделала несколько запросов: в Центральный архив ФСБ России (улица Большая Лубянка, дом 2), в Управление ФСБ по городу Москве и Московской области. Через 20 дней мне ответили, что дело хранится в Государственном архиве Российской Федерации. 

Я не стала дожидаться извещения из архива, и пошла туда сама с толстенной папкой документов, подтверждающих родство. В архиве меня сразу отвели к соответствующему специалисту для подачи запроса и примерно через 2 недели меня пригласили в читальный зал.

Меня сразу предупредили, что фотографировать я не имею права и могу подать запрос на копии только  20% из дела. Оно оказалось средним по объёму – около 50 листов. Честно признаться, испытываешь странное ощущение, смотря на уголовное дело со своей фамилией.

Анкета арестованного – один из важнейших и информативных документов  в уголовном деле. Из анкеты я узнала, что Василий Степанович родился в 1902 году в Смоленской области и к 1937 году работал главным бухгалтером на хлебозаводе № 12 им. Сталина в Москве. Семья Василия Степановича  состояла из двух сестер, жены и десятимесячного сына.

Задача следствия — восстановить хронологию событий и преступления, найти виновного. Руки, правда, с трудом это печатают по отношению к делу 1937 года. И вот, спустя 80 лет, я окунулась в протоколы допросов, очных ставок и обвинительных заключений, чтобы выяснить, что же случилось.

21 февраля 1937 года мой прадед в обычном режиме пришёл на свою работу. У отдела бухгалтерии была общая комната для сотрудников и, будучи главным бухгалтером, Василий Степанович имел отдельное рабочее место чуть в отдалении от остальных работников. Подходя к своему столу, он увидел на полу какую-то тряпочку, которая оказалась платком. Василий Степанович громко поинтересовался у коллег, кто обронил платок, но ответа не получил. Начав заниматься рабочими делами, он попросил свою подчинённую, которая находилась к платку ближе всех, повесить его на перекладину под столом, то есть на видное место. Потом на допросах он говорил, что не берёт чужих вещей и поручил повесить платок так, чтобы хозяин всё-таки нашёл потерю. И это была первая неумышленная ошибка.

Через какое-то время, когда прадеда не было на рабочем месте, в бухгалтерию зашёл сотрудник хлебозавода Левашов. По показаниям этого человека, он сразу увидел висящий платок и решил посмотреть, что за вещь. Изучив платок, он снял его с перекладины и унёс в неизвестном направлении. 

Второй неумышленной ошибкой прадеда стал его громкий спор с Левашовым. Василия Степановича возмутило, что тот взял чужую вещь без спроса, и просил вернуть платок на место. Изучив материалы дела, становится понятно, что отношения у них были испорченными по какой-то причине уже давно. Левашов так не отдал платок обратно, отдал парткому.

Семейные слухи подтвердились — платок был с особенностями. На нём красовалось изображение Александра II с надписями, посвящёнными 19 февраля 1861 года — отмене крепостного права. Именно платок стал поводом для дальнейшего разбирательства. 

Арестован Василий Степанович был 7 марта 1937 года по подозрению в контрреволюционной деятельности, фактически через две недели после происшествия с платком. За два дня до ареста по его адресу проживания был проведён обыск, но ничего интересного для следствия найдено не было.

После ареста внезапно появились новые обвинения и новые свидетели антисоветской деятельности Василия Степановича. Коллеги вспомнили много разных ситуаций. Оказывается, ещё в 1934 году мой прадед позволил себе сравнить Сталина с царём; после убийства Кирова высказал предположение, что того убили братья-коммунисты; в 1935 году выступал против кооперации; в 1936 году срывал общественные собрания, например по сбору средств для женщин и детей Испании. Только почему-то все эти годы продолжал занимать руководящую должность …

Я записала имена всех, кто участвовал в этом деле: и обвинителей, и свидетелей (всего их было 7 человек). Не все участники давали отрицательную характеристику. Однако в расчет взяли самые «важные» показания, которые якобы подтверждали вину, например Левашова, Горелика, Новосёлова. Да, я не отрицаю, что, будучи родственником, мне хочется  заклеймить, обвинить, предать огласке эти имена, но с позиции историка всегда и всё нужно подвергать сомнению. Мне неизвестны обстоятельства, которые, возможно, вынудили этих людей дать такие показания. Всё, что у меня есть, это бумажки с сухими формулировками. Кроме этого я допускаю, что мой прадед мог резко высказаться по поводу некоторых событий, которые происходили в нашей стране. Однако такая неосторожность тоже вызывает вопросы.

А как объяснить платок? Да никак. Человек мешал: большой опыт, хорошая должность, наличие своего мнения, возможно, некоторая непримиримость по определённым вопросам. А нет человека – нет проблемы.

Во время изучения дела я обнаружила вклеенный бумажный конверт, в котором обычно хранятся вещдоки. А вещдок по делу был один. Платок. Сложно сказать, какие именно чувства испытываешь, когда перед тобой возникает возможность помять в руках кусок ткани, из-за которого разрушилась жизнь нескольких членов твоей семьи. 

Платка внутри не оказалось. А жаль. Сотрудник архива сказал, что вещдок просто так у них пропасть не мог, дело было в том виде, в каком его передали в архив. 

Я поискала в интернете, и оказалось, что сейчас подобного рода вещь стоит от 30 000 рублей. Как по мне – иронично. Вот так примерно выглядел платок, только «наш» был с одним Александром II.

Осудили Василия Степановича по знаменитой статье 58 пункт 10 Уголовного кодекса РСФСР: “пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собой — лишение свободы на срок не ниже шести месяцев”.

В обвинительном заключении указано, что Василий Степанович признал свою вину частично, что расходится с материалами допросов. Спустя 20 лет, во время процесса реабилитации, информации о частичном признании не оказалось: «сам Чубуков виновным себя не признал».

14 июня 1937 года вышло постановление с наказанием: 5 лет исправительно-трудового лагеря. Василия Степановича направили в распоряжение Северо-Восточного исправительно-трудового лагеря, Севвостлага, находившийся в бухте Нагаева (ныне Магаданская область).

После этого документа вплоть до 1957 года о жизни Василия Степановича я знаю немного. В отличие от дальнейшей судьбы его семьи.

Моя прабабушка, Ирина Трифоновна Чубукова, пропадает с общих семейных фотографий в июле 1937 года.

Внезапно прабабушка и мой дед стали женой и сыном «врага народа». Информацию о следующих двух годах жизни Ирины Трифоновны я знаю уже со слов родственников. Прабабушка была выслана в Казахстан вместе с ребёнком. Фотографии из города Кустаная датируются с ноября 1937 года по весну 1938 года. Судя по подписям к фото, она работала на мясокомбинате. По моим предположениям, вместе с ней была выслана и сестра Василия Степановича, Мария Степановна Васильева, про которую  я почти ничего не знаю.

С высылкой связана весьма занимательная история. В 1937 году мой дед серьёзно заболел дифтерией. Неизвестно, когда именно это произошло: во время пути в Казахстан или уже там. Как я поняла из рассказов, состояние было тяжёлым, и его переправили в Москву в семью тётки, сестры прабабушки. Там он и воспитывался как младший сын до возвращения матери.

В Москву к сыну Ирина Трифоновна вернулась в конце 1930-х годов или в 1940 году. Знаю только, что развод между прадедом и прабабушкой был оформлен в 1940 году. Надеюсь, что в будущем мне удастся узнать какие-нибудь подробности о её жизни в период ссылки. Повторно замуж она так и не вышла.

Василий Степанович отбыл наказание, после освобождения из лагеря второй раз женился. В браке родилось две дочери. В начале 1950-х годов он посетил Москву, где впервые увидел уже повзрослевшего сына. В декабре 1957 года Василий Степанович был полностью реабилитирован и переехал в Москву, где проживал вплоть до своей смерти в конце 1970-х – начале 1980-х годов.

Мой дед общался с отцом, но не так близко, как это могло быть. Мама плохо помнит Василия Степановича, но до сих пор вспоминает его подарки, в особенности один из них — деревянный комплект игрушечной мебели из магазина «Лейпциг».

Я подозреваю, что статус «безотцовщины», «сына врага народа» не прошёл бесследно для моего деда. Мне кажется, такие вещи остаются с тобой на всю жизнь в той или иной форме. А сколько таких детей было на территории бывшего СССР? Сколько было высланных жён, сестёр? Сколько было осуждённых по статье 58 ни за что?

После просмотра этих документов было ощущение, что меня ударили чем-то очень тяжёлым по голове. Это было моё первое дело репрессированного и сразу такое личное. Потом уже, по долгу службы, я неоднократно буду работать с подобными делами с ещё более надуманными и глупыми обвинениями. И я сделала для себя важный вывод: нельзя забывать об этом времени, надо говорить о нём, рассказывать о людях, которые пострадали при режиме. Если мы будем это делать, возможно, подобного в нашей стране больше не повторится.